работу с воинами вносились коррективы: командиры и политработники должны были гасить их гнев и ненависть к поверженному противнику, прививать сдержанность в отношении к нему.

Должен подчеркнуть, что солдаты, сержанты и офицеры, в том числе и наша молодежь, восприняли эти требования как естественные, отвечавшие морали, представлениям советского человека. Мы видели это сами, узнавали из политдонесений частей и соединений и даже от командования японских войск.

Конечно, никто не забывал о злодеяниях японских милитаристов в отношении советского народа, особенно в тяжелые для него годы гражданской и Великой Отечественной войн. У всех перед глазами были следы разбойничьего хозяйничания захватчиков и на китайской земле. Но враг повержен, те, кого мы с презрением звали самураями, стали теперь именоваться военнопленными, и у советских воинов-победителей наряду с доблестью и отвагой щедро проявились чувства сдержанности, гуманности, а если дело касалось больных или раненых, то и сострадания.

Для разоружения и пленения японских войск Военный совет создал специальные группы в таких гарнизонах, как Сыпингай, Ляоян, Инкоу, во главе с ответственными генералами и офицерами.

Для разоружения 39-й пехотной дивизии и танковой бригады в Сышшгае и Мукдене была направлена группа офицеров и солдат во главе с командующим артиллерией армии генералом Ю. П. Бажановым. Юрий Павлович доложил Военному совету, что приказ о капитуляции японские войска выполнили безоговорочно и точно. Когда трофейное оружие было принято и личному составу объявили о пленении, генерал Бажанов спросил командира дивизии генерала Сасу, есть ли у него вопросы. Тот ответил, что он от имени дивизии благодарит офицеров Красной Армии за хорошее отношение к пленным. Командир танковой бригады также доложил ему, как старшему начальнику, что советские офицеры очень хорошо обращались с японскими танкистами.

Такие сообщения поступали и от других наших генералов и офицеров, принимавших участие в разоружении и пленении японцев.

39-я армия пленила около 70 тысяч человек, в том числе 14 генералов и около 1900 офицеров. Техники и оружия, которые мы взяли непосредственно у противника, а потом и на складах Гуаньдунского полуострова, было бы достаточно чтобы вооружить по японским штатам и табелям 100-тысячную армию.

…Глубокие перемены наступили в жизни населения Маньчжурии.

Мы убедились еще в Солуни, а потом, с выходом наших войск на Маньчжурскую равнину, и в городах Таоань, Сыпингай, Мукден и других, что весть о наступлении советских войск опережала наши танки и даже самолеты. Китайский народ, особенно молодежь, торжественно и радостно встречал и горячо приветствовал наши войска. Это был поистине настоящий праздник для населения.

В городах Таоань и Таонань жители встречали советские части с красными флагами и повязками на рукавах с надписями «Да здравствует СССР!». На многих домах вывешивались красные и китайские национальные флаги. В этих городах уже 20 августа были организованы местные общества содействия Красной Армии. Они вместе с органами самоуправления являлись организаторами митингов, встреч с советскими воинами, других массовых мероприятий в ознаменование освобождения от японских колонизаторов, в честь дружбы с Красной Армией.

Упомяну о встрече наших войск в железнодорожном поселке Гегенмяо, что около города Таоань, в которой приняли участие также жители прилегающих к поселку деревень.

На массовом митинге выступил местный житель Лю Ваньцзы. Горячо поддерживаемый собравшимися, он сказал:

— От имени населения поселка и ближайших деревень я благодарю Красную Армию, которая принесла нам свободу от чужеземного гнета. Японские колонизаторы безжалостно нас грабили, оставляя без продуктов и одежды. Теперь мы будем свободно трудиться и помогать Красной Армии всем, чем можем.

И действительно, китайское население помогало нам во всем. Охотно выполнялись наши просьбы по ремонту дорог, мостов, а затем и по охране их. А самое главное, что горожане и крестьяне проявляли к нам добрые чувства, — это было дороже всего.

Я видел, как китайцы угощали наших воинов овощами и фруктами, поили свежей колодезной водой. Эх вода, что за чудо! Нет более замечательного дара природы, чем кружка чистой и вкусной воды, ее нельзя ничем заменить. Кувшин воды для солдата, соскучившегося по такой воде, — это угощение, которое он ценил очень высоко, тем более что оно преподносилось от чистой души, выражало дружбу и посильную помощь освободителям.

Представители только что созданного в городе Ванъемяо самоуправления не скрывали своего огорчения: они спешно подготовили столовые, в которых наши бойцы и офицеры могли пообедать, но воинские части шли без задержки, и доброе усердие горожан, казалось, останется втуне. Огорчение китайцев было таким искренним, что взвод связистов, работавший на телефонной линии, решил побывать в гостях в одной из столовых. Как я потом узнал, это принесло настоящую радость радушным хозяевам. В свою очередь наши связисты, желая засвидетельствовать удовлетворение приемом и угощением, сказали хозяевам, что очень хотели бы сделать об этом запись в книге отзывов. Китайцы не поняли, что это за книга такая, но лист чистой хорошей бумаги все-таки принесли. Так в Маньчжурии появилась, надо думать, первая письменная благодарность советских солдат, украсившая стену скромной городской столовой.

Такие же памятные и сердечные встречи были и в других городах. Нашим воинам было чему радоваться, но было чему и сочувствовать. В городах и особенно в деревнях в глаза бросалась потрясающая бедность, нищета китайского населения. Тяжело было смотреть на детей — в большинстве рахитичных, с гноящимися глазами, со струпьями на голове, в заношенной, рваной одежде.

Наши воины воочию убедились, в каком бесправии жил, какие страдания перенес народ Маньчжурии. Японские власти в течение многих лет проводили здесь жестокую колониальную политику. В чем-то провинившихся китайцев подвергали тяжелым телесным наказаниям, часто и казнили, Нам рассказывали о многих случаях арестов, после которых люди без вести пропадали. Позже стало известно, что часть из арестованных превращались в подопытный материал — в так называемые «дрова» — в японском бактериологическом отряде № 731.

И, по правде говоря, было неудивительно, что чувства ненависти китайцев к колонизаторам после капитуляции японских войск кое-где выражались в острой форме самосудов, в разгромах и поджогах домов и магазинов японцев.

Однако мы настойчиво предлагали органам местного самоуправления принять меры против подобных актов мести, безрассудного уничтожения имущества, созданного руками самих же китайцев, и других негуманных акций в отношении поверженного врага. В конечном счете и во время наступления, и позже, когда армия была дислоцирована в районе Порт-Артура, такие случаи удавалось сводить к минимуму.

Обстановка кричащей бедности населения побуждала наши войска в ходе наступления особенно бережно относиться к имуществу, к материальным ценностям. Военный совет армии требовал от командиров и всех служб всячески избегать разрушения населенных пунктов, дорог, не наносить ущерба хозяйству крестьян, природе. Располагая большим количеством артиллерии,